Фото: Александр Яловой / Коммерсантъ
На следующей неделе вступает в силу Уголовный процессуальный кодекс (УПК), полностью меняющий судебную и следственную процедуру в стране. О том, как этот документ повлияет на расследуемые сейчас резонансные дела, о создании Государственного бюро расследований, а также о том, как Совет Европы помешал реформированию украинской прокуратуры, специальному корреспонденту "Ъ" СЕРГЕЮ СИДОРЕНКО рассказал руководитель группы по разработке УПК, советник президента—руководитель Главного управления по вопросам судоустройства администрации президента АНДРЕЙ ПОРТНОВ.
— Готова ли страна к вступлению в силу нового Уголовного процессуального кодекса?
— Могу твердо сказать — 99% проблем, связанных с имплементацией УПК, уже решены. Сегодня не остается ни одного вопроса, который ставил бы под угрозу начало применения УПК либо эффективность его реализации. Как и предусмотрено кодексом, абсолютное большинство его норм вступает в силу в ночь с 19 на 20 ноября в 0.00. Тут важна точность до минуты, поскольку ровно в полночь отделения милиции начнут применять новый УПК и регистрировать заявления о преступлениях и звонки граждан по новой процедуре.
С принятием кодекса уже внесены изменения в десятки законов. Приняты сотни приказов самых разных ведомств. Во всех судах страны избраны следственные судьи и определен судья, специализирующийся на делах несовершеннолетних. Создан единый реестр досудебных расследований, в котором регистрируются заявления о преступлениях; каждый следователь получил персональный электронный ключ для входа в систему. Районные отделения внутренних дел оборудованы интернетом — даже те, где это предполагалось сделать через многие годы. И хотя есть небольшие недоделки — например, правительство не успело утвердить новый порядок хранения вещественных доказательств,— они не помешают работе кодекса.
— УПК предполагает также дорогостоящее техническое переоснащение судов. Вряд ли все это выполнено.
— Да, еще не везде внедрена возможность осуществления процессуальных действий в режиме видеоконференции. Но это не стало для нас сюрпризом — в тексте кодекса отмечено, что прогресс зависит от финансовых возможностей государства. Пока видео-конференц-связь внедрена во всех апелляционных судах, в учреждениях Государственной пенитенциарной службы и понемногу проходит ее введение в судах первой инстанции. Слабо финансируется замена металлических ограждений в судах на прозрачные. Нет электронной системы мониторинга лиц, которые будут находиться под домашним арестом.
— Когда эта работа будет завершена?
— Мы обозначили вектор изменений, но не можем называть их сроки. Конечно, мы хотели бы сделать это уже сейчас, но бюджет не резиновый. А финансирование социальных программ сегодня более приоритетно, чем замена заграждений в судах.
— В УПК введено понятие "уголовные проступки", но соответствующий раздел пока не вступает в силу. Когда это произойдет?
— После принятия законодательства об уголовных проступках этот раздел начнет действовать автоматически, и такая поэтапность планировалась с самого начала. То же касается создания Государственного бюро расследований (ГБР) — нового органа, которому перейдет расследование преступлений, совершенных высокопоставленными чиновниками, сотрудниками правоохранительных органов и судьями. К слову, после принятия закона о ГБР прокуратура автоматически потеряет все следственные функции.
— В чем смысл создания Государственного бюро расследований?
— Раз у нас прокурор надзирает за следствием, то возникает вопрос — а кто будет надзирать за следствием в отношении прокурора? Для этого должен быть специальный прокурор с более серьезным статусом и независимостью, с более сложной процедурой назначения и четко прописанными механизмами привлечения такого прокурора к ответственности. Нужно сформулировать, как обеспечивается его независимость от вертикали Генпрокуратуры — кадровая, карьерная и так далее. Помимо прокуроров, в ведение ГБР попадают высшие должностные лица в государстве, чиновники I-III категорий, судьи и сотрудники правоохранительных органов. Даже если милиционер совершил ДТП, его должно расследовать ГБР. Такое выделение отдельных категорий нам рекомендовали европейские эксперты.
— Что изменит закон об уголовных проступках?
— Есть два направления — декриминализация ряда статей Уголовного кодекса (УК) и криминализация ряда статей Кодекса об административных правонарушениях (КоАП). Мы говорим о декриминализации первых частей (преступления, не повлекшие тяжких последствий, совершенные лицом впервые и без сговора.—"Ъ") практически всех статей УК, кроме насильственных преступлений. Они станут уголовными проступками с упрощенной процедурой рассмотрения на всех стадиях. В то же время КоАП предусматривает десятки административных правонарушений, влекущих за собой арест лица. Пример — мелкое хулиганство. Сейчас оно описано в КоАП, но по сути это — уголовный проступок. У нас нет задачи криминализировать его, но мы должны ввести все, что связано с возможным арестом, в состязательную судебную процедуру. И если лицо привлекается к 15 суткам за хулиганство, у него должно быть право на эффективную защиту, которую при новом УПК дает уголовный процесс.
— Если человек осужден за такие проступки, означает ли эта судимость запрет его баллотирования на выборные должности?
— В нашем варианте закона наказание за криминальные проступки не предусматривает судимость. Человек, получив наказание, остается несудимым, и на него не распространяется конституционный запрет куда-либо баллотироваться. Те статьи УК, которые переходят в закон об уголовных проступках, теперь не будут иметь такого влияния на судьбу человека.
— Меры наказания за уголовные проступки останутся теми же?
— Необязательно. Нынешний КоАП — советский документ, он принят еще в 1984 голу. Его нужно полностью пересмотреть. Мы считаем, что в абсолютном большинстве составов правонарушений нынешнего КоАП, предусматривающих арест лица, можно отказаться от ограничения свободы. Мы год назад даже в Уголовном кодексе смягчили ряд составов хозяйственных преступлений. А для КоАП это тем более актуально! Нынешние первые статьи УК тоже ждет существенное смягчение. Зачем нам столько людей, судимых за мелкие нарушения? Сегодня государство тратит огромные ресурсы на расследование, к примеру, мелкой халатности, а потом — на исполнение приговора.
— Когда ожидается завершение разработки законов об уголовных проступках, а также закона о ГБР?
— В I полугодии 2013 года мы хотим закончить работу и подать законы в Верховную раду. При этом закон об уголовных проступках планируется внести в парламент вместе с законом об административных проступках — так будет называться нынешний КоАП. Он будет переделан, доктрина его применения в корне изменится. Теперь право выносить административные наказания будет передано исполнительной власти. А в суд дело попадет, только если предполагаемый нарушитель не согласен с вынесенным в отношении него решением. Это существенно разгрузит суды! Сегодня если вы, например, нарушили правила торговли на улице, дело направляется в суд. По новому законодательству рассматривать его и выносить штраф нарушителю будет орган благоустройства местной власти, причем будет оговорена четкая процедура рассмотрения, похожая на судебную. Естественно, по каждому виду административных проступков будет определен профильный государственный орган.
— Как повлияет новый УПК на расследование резонансных дел, в частности, в отношении экс-премьера Юлии Тимошенко?
— На расследование любых дел закон влияет самым коренным образом. К примеру, он смягчает меру пресечения за ненасильственное преступление. Но на лица, которые прошли уголовно-правовую процедуру (осужденных.—"Ъ") до принятия этого кодекса, его действие, конечно же, не распространяется.
— Есть момент, который может затронуть интересы Юлии Тимошенко, хотя она и является осужденной. По новому УПК защитниками могут стать только адвокаты, зарегистрированные в реестре, а до сих пор в этот список можно было включать родственников и близких.
— Мы специально, чтобы не было никаких инсинуаций, написали в заключительных положениях кодекса: на защитников, вступивших в процесс до нового УПК, эта норма не распространяется. Все, что было до 20 ноября,— родственники, близкие — все остается. Или если, например, народный депутат Иванов защищал гражданку Сидорову, то после 20 ноября этот народный депутат будет защищать Сидорову так же, как и ранее. Даже если этот процесс будет длиться еще три года. Жаль, что представители некоторых политических сил, забывшие прочесть закон, на протяжении полугода систематически дезинформировали украинское общество, что, мол, кодекс сделан для того, чтобы ограничить чьи-то права на защиту.
— Но у "гражданки Сидоровой" могут возникнуть новые дела, поскольку прокуратура расследует ее предыдущую деятельность. И, может быть, эта гражданка снова захочет привлечь в защиту "депутата Иванова" или, например, свою "дочь Ксению".
— Я не хочу ни для кого прогнозировать никаких новых дел. Но рекомендации Совета Европы (СЕ) заключаются в следующем: адвокат, роль которого теперь возрастает, должен иметь не только права, но и обязанности — соблюдение этики, например. Адвокат получает допуск ко всем материалам дела. И если он нарушит свою адвокатскую присягу или требования закона, то он может быть наказан решением органов адвокатского самоуправления. Мы приняли именно такой порядок, он будет действовать, и это правильно.
— Каким будет участие государства в процессе наказания адвокатов-нарушителей?
— Новые квалификационно-дисциплинарные органы адвокатуры впервые в истории страны будут на 100% состоять из самих адвокатов. Из их состава исключены судьи, представители органов юстиции и других органов власти. Именно этот орган, и только он может объявить адвокату взыскание или лишить его права на занятие адвокатской деятельностью. И это не единственное изменение, защищающее независимость адвокатов. Все, что связано с адвокатской тайной, теперь вообще запрещено к раскрытию, эта тайна становится незыблемой. Даже если адвокат будет причастен к ДТП, и в рамках расследования ДТП нужно будет провести у адвоката обыск, это можно будет сделать только после того, как следователь сообщит в совет адвокатов, и для этого следственного действия будет выделен член совета адвокатов, чтобы тот на месте определил — а не является ли что-то, добытое при обыске, элементом адвокатской тайны? Чтобы была гарантия, что правоохранительные органы не сфабрикуют дело против адвоката ради получения с помощью обыска конфиденциальной информации. Мы потому так сильно застраховались, что по этому поводу уже есть решения ЕСПЧ по разным европейским странам.
— УПК вводит понятие сделки со следствием. Это означает, что теперь можно откупиться от суда при согласии потерпевшего?
— Сделок со следствием бывает несколько. Одна из них — признание вины в обмен на смягчение наказания, вторая — то, о чем вы говорите, то есть сделка с потерпевшим. Важный момент: эта возможность не распространяется на тяжкие и особо тяжкие преступления. В остальных случаях в рамках сделки можно существенно смягчить наказание. Помимо этого, в УПК описана отдельная категория преступлений в порядке частного обвинения — это преступления в семье, на работе, например, если ваш подчиненный выдал коммерческую тайну. Это тоже уголовное преступление, но оно расследуется только в случае, есть пострадавший член семьи или работодатель инициирует расследование. Но если на каком-то этапе заявитель по любой причине отзывает свое заявление, следствие автоматически прекращается.
— Что происходит после заключения сделки по нетяжким обвинениям, например по обвинению в краже?
— Если мы заключаем сделку о том, что вам выгодно получить от меня 10 тыс. грн в обмен на отказ от претензий, то это означает признание вины и не влечет за собой снятие судимости. Суд все равно выносит наказание, но оно будет гораздо более мягким, чем было бы без сделки. С учетом других обстоятельств оно может быть даже мягче минимального наказания, предусмотренного соответствующей статьей. Это будет стимулировать обвиняемых возмещать ущерб.
— Расскажите о сделке со следователем. Можно ли уйти от тюремного заключения в обмен на информацию о причастности к преступлению других лиц?
— Да, это возможно. Прокурор заинтересован раскрыть как можно больше преступлений, установить как можно больше причастных к ним лиц, получить выход на имущество, которое было украдено. Если он и так раскрывает все эти вещи без помощи обвиняемого, то ему неинтересна сделка. Но если обвиняемый обязуется назвать своих сообщников, указать, кто из чиновников его прикрывал, и просит за это, например, вместо трех лет лишения свободы два года условно, то обе стороны заинтересованы в такой сделке. Перед ее подписанием суд должен проверить, не было ли принуждения, должен объяснить человеку, что он имеет право отказаться от сделки и вступить в открытый судебный процесс, что у него есть презумпция невиновности и масса других прав. После проверки суд утверждает сделку, а по прошествии времени — проверяет, выполнили ли стороны ее условия. И если обвиняемый сделал все, что обещал, он получает свой условный срок (в нашем примере), а государство экономит годы работы следователей и серьезные средства. Помимо этого, такой подход поможет бороться с организованной преступностью. Отмечу: такая сделка возможна, если в деле нет потерпевшего. При наличии потерпевшего раскаявшемуся преступнику нужно договариваться и с ним.
— Как предотвратить злоупотребления, когда человека за взятку будут выпускать на свободу, фиктивно оформляя как сделку его рассказ о том, что и без того уже известно следствию?
— Этот кодекс разработан под законные юридические решения. Конечно, от такого случая никто не застрахован, учитывая уровень коррупции в стране в последние 20 лет. Но сделку должен проверить суд. И если он увидит, что в ней нет обоюдного волеизъявления или нет реального интереса одной из сторон, то он не позволит подписать такой документ.
— Кодекс впервые в нашей стране вводит такой вид доказательства, как показания с чужих слов...
— Это взято из зарубежной практики, и у нас эту норму зачастую неверно трактуют. Некоторые думают, мол, можно сказать: "гражданин Петров слышал, что гражданин Иванов украл колбасу в гастрономе", и после этого сразу получаем обвинительное заключение, суд и приговор — три года лишения свободы для Иванова. Это не так. Показания с чужих слов должны рассматриваться в совокупности с десятком других факторов. Суд должен установить, что по-другому никак нельзя получить данные показания. Суд вообще не обязан принимать эти показания во внимание. Но иногда бывает, что они очень важны. Например, человек перед смертью успевает сказать: в меня выстрелил Иванов Иван Иванович. Это еще не доказывает вину Ивана Ивановича, но теперь суд сможет принять это показание во внимание и оценить в совокупности с другими обстоятельствами. И поверьте, таких случаев будет очень немного.
— Давайте рассмотрим пример. Представим, что гражданин М., служивший майором в охране гражданина К., услышал, как гражданин К. дает незаконные распоряжения или рассказывает о совершенном преступлении. Могут ли такие показания стать доказательством в суде?
— В связи с тем что в вашем вопросе все действующие лица имеют конкретные фамилии, и ваш читатель догадается, о ком идет речь, мнение советника президента тут будет неэтичным. Так что я приведу немного другой пример. Гражданин С., работающий в газете "Коммерсантъ", сказал, что видел, как гражданин П., у которого журналист взял интервью, совершил какое-то преступление. Так вот, это показание не имеет никакого веса для следствия или суда. Потому что следствие должно доказать это другими методами.
— Раньше говорилось, что принятие УПК потребует принятия и нового закона о прокуратуре. Определенные правки в него были внесены, но СЕ критикует Украину за то, что изменения не стали масштабными и системными.
— Закон о прокуратуре — это совокупность уголовных и неуголовных полномочий этого органа. Что касается уголовных полномочий, то здесь вместе с УПК все донельзя сокращено и полностью изменено. Эта работа закончена. Более того, мы успели в нынешнем году сократить и общий надзор. Да, я знаю о критике европейских организаций, читал их заявления. Они говорят: "Это очень плохо, что парламент принял закон, потому что парламент мог принять лучший закон". Так ведь это называется не "очень плохо", это называется "хорошо, но недостаточно". Но, извините, мы сами избираем тактику и стратегию, руководить нами из-за рубежа не надо!
Полномочия прокуратуры в этом году шесть раз сокращались законами, инициированными президентом Виктором Януковичем. Во все процессуальные кодексы, например, внесена норма том, что прокурор не может через год внести ходатайство о возобновлении апелляционных сроков. Прокурор не может по прошествии трех лет инициировать так называемые вновь открывшиеся обстоятельства, по которым иногда откапывали проблему 20-летней давности, и в результате бизнес-активы переходили из одних рук в другие. Изменен закон о Высшем совете юстиции (ВСЮ) — прокурор стал единственным представителем ВСЮ, который не имеет права инициировать в отношении судей проверки, дисциплинарное производство и вносить представление об увольнении судьи или привлечения судьи к ответственности до тех пор, пока решение этого судьи не прошло всю вертикаль судебной системы. Вы же понимаете, что раньше прокуроры иногда использовали этот рычаг для давления на суд.
— В каком объеме сокращен общий надзор?
— Это изменения собственно закона о прокуратуре, которые были приняты в сентябре и вступят в силу 1 декабря. Наконец-то будет отменено то, что с советских времен иногда заменяло суд,— протесты, представления и предписания. Эти рычаги позволяли прокуратуре без суда и следствия вынести предписание: "Стройку остановить!" И останавливали. Или выносился протест: "Действие вот этого земельного акта — приостановить!" Я считаю, что это на 70% отменяет общий надзор. Да, мы делали все маленькими шагами, но такова была наша тактика. А если бы мы пришли в парламент с большим и всеобъемлющим законом, который нам предлагают некоторые наши зарубежные коллеги, то он бы никогда не был принят.
— Почему же? Ведь и в одном, и в другом случае речь идет о выполнении рекомендаций Совета Европы.
— 16 сентября Комитет министров СЕ по не известным нам причинам принял решение с красноречивым названием: "Рекомендации странам-участницам о полномочиях прокуратуры в неуголовном производстве". Даже из названия следует, что общий надзор теперь рекомендован европейским странам. И хотя там не описан рекомендованный объем общего надзора, сам факт принятия такого документа имеет колоссальное значение. Мы после этого встречались с представителями СЕ, с департаментом юстиции США, и у меня был один вопрос: зачем вы это приняли? Зачем требовать от нас отмены общего надзора и одновременно распространять его в Европе? Знаете, на встрече генеральных прокуроров стран СНГ, которая проводилась в начале октября в Киеве, генпрокуроры подняли отдельный тост за это решение Комитета министров Совета Европы!
А теперь представьте, что мы, как того требовал СЕ, выходим осенью в парламент с единым и комплексным законом о прокуратуре... Для меня очевидно: теперь продвижение всеобъемлющей реформы прокуратуры было бы невозможно. И если бы мы не успели до этого шесть раз понемногу уменьшить полномочия прокуроров, то вообще не было бы никакого закона. Кстати, обращаю ваше внимание, что после 16 сентября мы вообще не слышали заявлений о необходимости отмены общего надзора ни от департамента юстиции США, ни от европейцев.
— Правильно ли я понимаю, что в связи с этим дальнейшего сокращения полномочий прокуратуры не будет?
— Мы все равно продолжим эту работу, но Комитет министров СЕ выбил у нас самый главный аргумент перед украинским парламентом. Потому что в Верховной раде было и есть много сомневающихся в необходимости реформы в данной сфере.
— Новый УПК отменил формализованную процедуру возбуждения уголовного дела. Какие риски несет это изменение?
— Мы не видим никаких рисков, а наоборот, ожидаем минимум двукратного сокращения бюрократии. Хотя в милиции тяжело восприняли это нововведение, они до сих пор пытаются добавить в свои инструкции фразу о том, что они сначала должны дать оценку — есть ли в заявлении признаки преступления — и только потом его регистрировать. Но наша четкая, железобетонная позиция такова: если гражданин нарисует дерево и напишет, что это — заявление о преступлении, то это тоже на общих основаниях должно попасть в госреестр заявлений. А уже потом гражданину нужно будет сообщить в установленном законом порядке: товарищ, дерево ваше не является заявлением о преступлении по такой и такой причине. Но чиновнику, который сидит за стеклом в дежурной части и принимает бумаги, нельзя давать возможность определять, есть в вашем заявлении состав преступления, или вы его недостаточно хорошо описали. Потому что это будет дискредитацией реформы. Потому что тогда мы получим то, что социально незащищенные слои населения, которые не разбираются в тонкостях юридической процедуры, столкнутся с отказом. А доступ гражданина к системе борьбы с преступностью должен быть безоговорочным! Бремя доказательства преступления нельзя возлагать на заявителя, оно лежит на государстве. Так пусть следователь процессуально доказывает, что там нет состава преступления, если он в этом уверен.
— Не завалят ли милицию "пустыми" заявлениями?
— Такой вопрос на каждой встрече задает нам все руководство правоохранительных органов. Наш ответ таков: граждане Украины не станут внезапно писать в милицию в два раза больше заявлений, чем они писали в среднем все эти годы. Да, сегодня милиция не всегда соглашается регистрировать входящий документ как заявление о преступлении. Часто оно регистрируется в журнале обращений граждан. Но какая милиции разница, где его регистрировать? Им в любом случае приходилось работать с этим документом и отвечать: "извините, состава преступления нет" или "обратитесь в водоканал". Другое дело, что милиция не хочет засорять статистику. Так вот, государству совершенно безразлично, какая у вас статистика. Руководство страны не ставит перед вами задачу давать красивые показатели. Надо отказаться от этого советского мышления!
— Как контролировать эффективность работы отделений милиции после отказа от статистики?
— Когда чиновника оценивают по статистике, он перестает думать о реальной эффективности работы и начинает подгонять деятельность под статистические показатели. Но оценивать милицию можно и без этого: анализируется состояние преступности, тенденции изменения уровня преступности. Конечно, определенные статистические показатели будут изучаться, но их не надо доводить, как план. Потому что если перед РОВД ставят задачу в этом году раскрыть краж на 20% больше, чем в предыдущем, то вам подбросят кошелек.
— Вернемся к норме УПК, отменившей постановление следователя о возбуждении уголовного дела. Из-за этого исчезла возможность оспорить возбуждение дела в суде.
— Это не проблема. Как только следствию становится известно лицо, подозреваемое в совершении преступления, этому лицу нужно сообщить об этом. И с данного момента лицо имеет право обжаловать любые процессуальное действия или все следственные действия в целом. А если нет подозреваемого, то ничьи права не нарушаются.
— Сейчас многие громкие дела являются "фактовыми" и сохраняют такой статус едва ли не до подачи в суд. Но их можно оспорить.
— Я напомню, что до 2006 года судебного контроля над стадией возбуждения уголовного дела не было вовсе. А теперь мы вновь упразднили такую возможность из-за того, что на этой стадии нет нарушения прав лица. Мы перешли от абстрактного обжалования уголовного дела, о котором ты даже не знаешь, что в нем есть, к обжалованию конкретных следственных действий в отношении конкретного лица. А до этого мешать работе правоохранительных органов не надо.
— Существует опасность того, что процессуальные действия в отношении, скажем, юридического лица будут проводиться, хотя это лицо будет и не догадываться об их проведении.
— Чтобы защитить максимально инвестиционный климат и бизнес, мы сделали максимально тяжелым проведение ряда следственных действий. Никто не получит доступ к документам предприятия, пока не докажет в суде в состязательном процессе, какие именно документы нужны, зачем и на какой срок. Делается это для того, чтобы нельзя было приехать, погрузить в грузовик документацию и серверы и уехать на полгода, парализовав работу предприятия.
— Кодекс убрал возможность направления дела на дополнительное расследование, которое обычно использовалось судом как заменитель оправдательного приговора. Какую долю оправдательных приговоров вы теперь ожидаете?
— Сегодня у нас 0,2% оправдательных приговоров. Думаю, что на первом этапе из-за отмены механизма дополнительных расследований мы получим около 15% оправдательных приговоров, а в впоследствии выйдем на 30-35%, как в Европе.
— Это разгрузит пенитенциарную систему?
— Смею вас заверить, что следственные изоляторы разгрузятся уже в период с 20 ноября по 20 января. И разгрузятся очень серьезно — на десятки процентов. 20 ноября многие лица, которые будут доставлены в суд для избрания меры пресечения, не будут арестованы. А те, кто был арестован ранее, подлежат обязательному судебному контролю каждые два месяца. И если у кого-то двухмесячный срок припадет на 21 ноября, он в тот же день сможет выйти, заплатив залог. И так — каждый день в течение двух месяцев. Конечно, не все согласны с таким подходом. Но наша философия такова: если вы не заплатили налоги, вы совершили преступление. Но если я при этом иду мимо вас по улице, вы для меня не представляете опасности. Вы меня не зарежете кинжалом! Почему же вы должны сидеть в тюрьме до суда? Оставайтесь на свободе, работайте, защищайте себя более эффективно, чем вы могли это сделать в СИЗО. Вашу явку в суд и на следственные действия обеспечит залог. А если не придете к следователю, ваш залог обратится в доход государства, а вы можете оказаться в изоляторе.
— Как будет реализован механизм домашнего ареста?
— Мы хотим внедрить электронный браслет с системой навигации, которая по мобильной сети будет передавать ваши координаты, но это техническое решение пока не готово. Поэтому в УПК прописано: до введения электронной системы мониторинга органы внутренних дел будут осуществлять контроль за лицами, помещенными под домашний арест, с помощью оперативных мер. То есть участковый придет, постучит в дверь и проверит — дома вы или нет. Я думаю, что здесь не будет массовых нарушений, потому что если человек попадется на нарушении режима, ему изменят меру пресечения — и он окажется в СИЗО.
— В УПК введен термин "разумные сроки" рассмотрения дел. Как они будут определяться на практике? Не приведет ли это к тому, что дела можно будет расследовать вечно?
— Первое, что я хочу отметить,— у следствия и представителя гособвинения сроки ограничены 6 месяцами. По тяжким и особо тяжким преступлениям — 12 месяцев. Начиная с первого дня 13-го месяца все доказательства, полученные по делу, являются недопустимыми и не могут быть использованы в суде. Срок досудебного задержания также ограничен 12 месяцами. А термин "разумные сроки" касается стадии судебного рассмотрения, потому что суд ограничить рамками нельзя. Но каждые два месяца суд должен пересматривать меру пресечения и принимать новое решение.
— В чем смысл введения суда присяжных?
— Этот механизм может быть задействован только в тех процессах, где речь идет о возможном пожизненном заключении. При этом гражданину дается право выбора — хочет он коллегию из трех судей или из трех присяжных и двух профессиональных судей. В мире есть разные модели суда присяжных. В американской и российской модели есть судья и жюри, то есть присяжные. Жюри отвечает на вопрос, виновен человек или нет, а судья определяет наказание. Мы же взяли европейскую модель, в которой судьи совместно с присяжными определяют и факт виновности, и наказание. Мне кажется, что вторая модель уменьшает риск привлечения невиновного лица к ответственности только из-за того, что присяжные испытывают к подсудимому неприязнь по каким-то субъективным признакам, не связанным с материалами дела,— по расовому, этническому, имущественному или любому другому.
— Выбранная вами модель может уменьшить влияние субъективного фактора, но вряд ли ликвидирует его.
— Конечно же, вы правы! Суд присяжных — это абсолютный субъективизм, я не являюсь его сторонником. Но так случилось, что в 1996 году в Конституцию внесли норму о том, что такой суд должен быть. Поэтому мы были обязаны выполнить требование Конституции. А чтобы уменьшить риски, распространили ее только на одну достаточно узкую категорию граждан — тех, кто обвинен в преступлении, предполагающем пожизненное заключение.
— К слову, о Конституции. Какие предложения вы готовите для Конституционной ассамблеи (КА)?
— Мы вносим те предложения, что звучали в решении Венецианской комиссии по закону о судоустройстве от 2010 года и в дальнейших резолюциях Парламентской ассамблеи СЕ. Нужно менять порядок формирования Высшего совета юстиции, как бы это ни огорчало сам совет. Европейские органы предлагают, чтобы минимум 51% членов назначались из числа судей. А мы хотим, чтобы их было абсолютное большинство — 15 из 20. 12 из них, согласно нашим предложениям, будут избираться съездом судей и еще три человека назначаться по должности — это председатели Верховного суда, Конституционного суда и Совета судей. Оставшиеся члены ВСЮ — два представителя адвокатуры, два представителя юридических вузов и генеральный прокурор. При этом генпрокурор будет лишен права вносить дисциплинарные представления в отношении судей. Кстати, я, как член ВСЮ по квоте юридических вузов, при появлении таких изменений тотчас сложу полномочия и предложу своим коллегам сделать то же самое. Этот орган должен быть полностью заново сформирован.
Предлагается также исключить Верховную раду из процедуры привлечения судей к уголовной ответственности — это должно стать полномочием нового состава ВСЮ. Изменится срок назначения судей — мы предлагаем сразу ввести бессрочное назначение, без нынешнего пятилетнего срока, после которого судье приходится идти к кому-нибудь на поклон. А президент лишится права на ликвидацию судов своим указом — теперь их перечень будет утвержден законом.
— Вы уже получили согласие КА на свою инициативу?
— Мы обратились в КА, а также к Совету судей за юридическими выводами, и теперь будем ждать их решения. Конечно, у разных ученых разные точки зрения на то, какой должна быть реформа. Что ж, будем приходить на заседания, выступать, обосновывать свою позицию.
— Прокомментируйте ситуацию, сложившуюся после парламентских выборов. Можно ли было предотвратить массовые абсурдные решения судов, которые привели к политическому кризису?
— Я за это направление не отвечаю, но могу сказать одно — некоторые кандидаты, к какой бы политической силе они ни принадлежали, перепутали свои личные интересы с государственными. Государство не заинтересовано в том, чтобы кандидат от власти победил путем дискредитации институтов власти и дискредитации суда. Поэтому я лично считаю, что цепляться за мандат с помощью таких манипуляций для самого кандидата — хорошо, а для государства — очень плохо. И я считаю очень далекими от интересов страны действия очень многих депутатов и кандидатов, претендующих на звание уважаемых. Дискредитировать судебную систему очень легко. Восстанавливать репутацию потом очень тяжело.